Галина
Борисовна Баделина – «О Зверствах фашистов свидетельствую…»
Правда о
войне
Ян Садовский - ученик десятого класса средней школы №1 нашего города,
участник районного конкурса «Наш край». В своей конкурсной работе он написал о
своей знакомой Баделиной Галине Борисовне, которая во время фашистской
оккупации Белоруссии по мере своих сил участвовала в партизанском движении.
В предисловии к интервью с Галиной
Борисовной, Ян написал: «В наше время много спорят об итогах ВОВ. На западе всё
чаще и чаще поговаривают, что всё преувеличено: жертвы, последствия, голод...
Говорят, что много выдумано русскими, чтобы считать себя
страной-победительницей. Западная пресса твердит о том, что советские солдаты
вовсе не освободители, а оккупанты Европы. В Латвии, Эстонии, Украине ставят
памятники солдатам СС, пытаясь стереть историю подвига советского народа. Это
самая ужасная ложь нашего времени. Нет оправдания палачам, от рук которых
погибли миллионы жизней. Никому не позволено переделывать историю Советского
Союза!".
- Галина Борисовна, как Вы узнали о начале войны?
- Мне было тогда десять лет. Воскресенье, солнечный день. Я в
саду. Вдруг вижу, что все люди куда-то бегут. Я вслед за ними. Оказывается, они
бежали к колхозной конторе - там было единственное радио. Выступал Молотов. Он
сообщил, что началась война и надо собраться с силами. Еще он предупредил, что
немцы начали сбрасывать десант.
Потом все разом заговорили. Даже сын священника, Черниховский,
сказал: «Товарищи, мы победим, победа будет за нами!». А через пять дней у нас
появились немцы.
-Так скоро? Через пять дней после объявления войны?!
-Мы тогда жили в деревне Пережир, что в
Часть немцев остановилась в деревне. У нас во дворе было разбито
три палатки, где они жили.
Немцы быстренько захватили Белоруссию. Воинские части наши были не
подготовлены. Никто не верил, что такое может случиться!
- Ваша деревня была оккупирована. Как к вам относились немцы?
- В 41-м они не обращали на нас внимания, потому что рвались к
Москве. Именно тогда началось создаваться партизанское движение. Интересная
история вышла с моим отцом. Он ушёл в военкомат вместе со всеми односельчанами
практически сразу после зловещего радиосообщения о начале войны. Ушел, и
пропал. Даже за вещами не вернулся. Мы думали, что его сразу забрали с
призывного пункта. Немцы уже заняли нашу деревню, и вдруг он является. Мама
спрашивает: «Ты где ходил, всех забрали, а ты где был?». А он: «Я в наш
военкомат пошёл - там никого нет, и в другом тоже никого нет". Мама
испытывала очень противоречивые чувства. Она тогда сказала: «Как же так, все
ушли на фронт, а ты остался?».
Тогда он промолчал. Просто не мог ей ничего объяснить. Был он в
военкомате, и на фронт просился. Но ему поручили другое опасное задание. А про
его "обман" узнали мы только в конце войны.
- Что ему поручили?
- Отцу дали задание разобрать всю технику на деревне, чтобы ничего
не досталось немцам. Так, почему-то появился на нашем участке трактор в
разобранном виде. В одном месте гусеницы валялись, в другом еще какие-то
детали. Всю войну мама «пытала» отца: «До каких пор будут валяться эти
железяки?».
В 1942 году много жителей деревни
ушло в Партизаны. Наш партизанский отряд входил в состав Третьей Минской
бригады и назывался «Отряд имени Буденного». Папа, Борис Андреевич Крюк, был
связным, а командира отряда звали Гиро.
Для прикрытия отцу разработали "легенду". Он пошел
"работать" на немцев, ему выдали "аусвайс" и красную
повязку со свастикой.
- А что такое "аусвайс"?
- Это документ, удостоверяющий, что его владелец сотрудничает с
немцами.
-А как к вам стали относиться в деревне, после получения
"аусвайса"?
- Было очень тяжело, народ смотрел на нас искоса, но приходилось
терпеть. Отцу говорили вслед: «Ишь ты, перевертыш какой, как быстро перешёл на
сторону немцев».
А мы с мамой уже тогда стали догадываться, что все не так, как
кажется. Уж больно часто он ездил за дровами для эсэсовцев. На самом деле, так
он выходил на связь с партизанами;
Ещё у отца было задание: возить с Минского кожевенного завода кожи
-партизан надо было обувать. И вот папа ездил к другому подпольщику за кожами,
которые тот воровал с завода. В оккупации завод продолжал работать, ведь немцам
тоже надо было обувать своих солдат.
Зимой у отца были сани с двойным дном, куда он клал кожу, а если
удавалось, еще и пару автоматов. Его брат, дядя Петя, был сапожником и шил для
партизан сапоги, а мамина родная сестра мастерила маскхалаты из простыней.
- Были особо страшные дни?
-Да, третьего января 1943 года. Накануне кто-то убил двух немцев
между тремя деревнями. А за каждого своего убитого фашисты тогда убивали по сто
человек наших. Сначала немцы пришли в дальнюю деревню. Староста отказался
показывать, кто убил. Ту деревню сожгли до единого дома. Во второй деревне
староста показал партизанские семьи, их забрали, а дома сожгли. Оставалась наша
деревня.
- И что вы сделали?
Папа уже готовил лошадь и телегу, чтобы вывезти в партизанскую
зону свою сестру и племянницу мамы. Девушек тогда угоняли в Германию. Но он
опоздал. Утром прибежал дедушка: «Всё, немцы оцепили нас». Фашисты гнали семьи
партизан.
Папа выскочил, размахивая своей повязкой со свастикой. Его
прикладом в сторону, мол не мешай! Немцы зашли в дом к моей бабушке. Забрали ее
и мамину сестру - повели на расстрел. Дед кинулся их выручать, но его тоже
расстреляли. Дом сожгли, впрочем, как и еще несколько домов, которые по их
мнению были "партизанскими". Но нас все-таки не тронули.
- А что в основном делали немцы?
-Вешали, расстреливали, угоняли людей в Германию, особенно
девушек. Утром их собирали и везли на станцию, осматривали и ставили штамп в
паспорт- «годен»,«не годен». Через партизан нашей семье удалось получить штамп
«не годен», потому мы и уцелели.
- А Вам приходилось помогать партизанам?
- Для нашего отряда я гнала самогон. Да, не удивляйтесь.
Медицинский спирт достать было негде, а чем обрабатывать раны, чем
стерилизовать инструменты. Что говорить, и пили его. Но как еще было согреться
в морозном лесу, в блиндажах и землянках, где не было печки. Это сейчас
алкоголики пьют от безделья, а тогда все было по-другому. Никто не спивался,
просто самогон был одним из лекарств походной аптечки.
Я прятала приговленный самогон в погребе сгоревшего дома и кроме
меня об этом никто не знал, даже родители.
-А какой момент стал самым страшным для Вас в те дни?
-Однажды к нам зашли помощники партизанского командира. Один болел
и сильно кашлял. Мы их накормили и спрятали на чердаке. Вечером стук в дверь.
Заходят два немца. Как назло, в этот момент нашего спрятанного больного
разобрал кашель. Пытаясь хоть как-то его заглушить, партизаны случайно
опрокинули кувшин с молоком. И молоко полилось с потолка тоненькими струйками.
Я вижу, что на полу расползается белое пятно. Что и говорить, испугалась тогда
до смерти, но не растерялась. Сразу упала к фашистским ногам, стала пол мыть,
вроде как из уважения. Было тогда очень страшно, ведь если бы узнали, что
прячем партизан, расстреляли всех. Мама вынесла немцам яиц и сала, те и ушли.
-Западная пресса сегодня утверждает, что фашисты не были
жестокими. Это правда?
-Я бы поменялась местами с теми писаками, чтобы на своей шкуре они
испытали все прелести фашистской оккупации.
По нашей деревне ходил немец, которого все звали «Батькой». Он был
очень метким. Хочешь перейти дорогу, посмотри, нет ли «Батьки», потому как он
расстреливал всех, кто переходил ему дорогу, неважно курица это или человек.
Многих поубивал этот изверг.
Еше немцы не разрешали хоронить
убитых. Папа все ходил к ним договариваться. Иногда получалось,
потому что у него был «аусвайс». Да и похоронить было трудно: не хватало
пиломатериалов, и приходилось в один гроб укладывать по два человека.
- Какие порядки были установлены во время оккупации?
-Нельзя было никуда уезжать. Ночью, если немцы видели свет в окне,
то начинали стрелять. Нас заставляли работать на них, как рабов. За малейшую
провинность - расстрел.
-Изменилось ли отношение оккупантов к жителям захваченных деревень
к концу войны - может они стали мягче?
- Что Вы! За неудачи на фронтах они отыгрывались на мирных
жителях. К концу войны фашисты совсем озверели. Стали убивать за малейший
проступок.
В Белоруссии было много евреев. Их собрали, нашили на спины жёлтые
номера, и в один день всех свезли в Минск. Заставили рыть огромную канаву, а
потом расстреляли. Говорят, ещё три дня в том месте земля шевелилась.
- Когда Вас освободили?
-Третьего июля 1944 года немцы зашевелились, стали бегать по
дворам и отбирать лошадей. Кричали: «Жук, Жук!» Они его страшно боялись. Сожгли
бараки с ранеными, взорвали мосты, и к 3 часам дня их уже не было.
А в деревню уже входили наши. Вот и тыловые силы прошли, и вроде
хорошо все, как вдруг опять немецкие танки стали обстреливать деревню. Мы
помчались прятаться в лес.
Через час всё стихло. Отец сказал, чтобы я поехала проверить. Села
я на необъезженную лошадь, без седла и уздечки, и поскакала в деревню. Смотрю:
танки стоят с открытыми люками и вроде стали люди возвращаться. Я скорей
поскакала обратно. А в меня уже стали стрелять. Мчусь, слышу свист пролетающих
рядом пуль, а сама думаю, только бы до кладбища добраться, а там речка, и внизу
уже не так опасно. Господь сохранил меня и я благополучно вернулась к
родителям.
-Фашисты пытались Вас убить. А Вам доводилось стрелять в
них?
-Немцев выбили из деревни и мы вернулись из леса обратно. В наш
дом привели 12 пленных немецких танкистов. Так получилось, что все
красноармейцы вышли, а мне дали автомат, чтобы сторожить пленных. Я сидела,
направив на них оружейный ствол и очень боялась, потому что стрелять не умела,
да и что можно сделать хрупкой девчонке, чтобы остановить дюжину обученных
вояк. Но они были совсем потерянные и никаких действий к своему освобождению не
предпринимали; даже не пытались на меня напасть. А что бы я сделала?
К моему большому облегчению, вернулись наши солдаты. Пленных
вывели на улицу. К ним стали подбегать люди: кто часы снимет, кто сапоги, тогда
ведь почти все босыми ходили. Признаться честно, мне тоже хотелось что-нибудь
у них отобрать, но мама не позволила.
- Как Вам жилось после войны?
-Наш колхоз начал восстанавливаться еще во время войны, как только
прогнали оккупантов. Сегодня говорят, что людей загоняли в колхозы. Это
.очередная ложь. Возможно где-то так и было, но не у нас. Мы работали в колхозе
добровольно. Вскоре стали жить, как прежде. Но долго не могли избавиться от
страха - настолько привыкли к присутствию немцев, что просто не могли
представить себе, как можно спокойно спать, идти, куда хочешь, свободно дышать
и радоваться.
-Галина Борисовна, что бы Вы пожелали нынешним поколениям?
-Чтобы они никогда не знали ужасов войны. Спокойно жили, учились, строили планы на будущее. Чтобы помнили о своих корнях и не позволяли очернять нашу русскую историю, историю страны, победившей всех, кто пытался ее завоевать. И чтобы в мирном небе всегда светило яркое солнце!
Источник: информационный бюллетень "Городские вести Московского"
назад
